— Вариан! — простонала Нисса. — О Господи, ты меня убиваешь!
Однако Вариан безжалостно продолжал эту сладостную пытку и, только когда увидел, что Нисса уже не в силах терпеть, опустил ее на пол так же неожиданно, как и набросился на нее, и тут же накрыл ее своим сильным тяжелым телом. Он вошел в нее сначала медленно и осторожно, но затем размеренными мощными ударами вонзился в самую глубину ее тела.
— Теперь! — выдохнул ей в ухо Вариан. — Вот теперь пора, моя сладкая!
Что-то взорвалось у нее внутри, но под его продолжающимся натиском Нисса ощутила, как ее захлестывает новая волна исступленного блаженства, а потом еще и еще одна, и так до тех пор, пока она совсем не перестала отличать явь от грезы. Она парила, она плыла, она таяла в его объятиях.
Нисса вжималась в мужа, плотно обхватив ногами его тело. Казалось, их восторг будет продолжаться вечно, но вот Вариан застонал и поток его любовных соков хлынул в ее сокровенный сад.
Приникнув друг к другу, они одновременно содрогнулись в последнем приливе экстаза и так и лежали, обнявшись, чувствуя, как отступает возбуждение и они вновь обретают способность дышать и слышать.
Не выдержав невероятного напряжения, Нисса вдруг бурно разрыдалась.
— О Боже мой, — всхлипывала она, — еще никогда не было так, как сегодня, Вариан! Нам всегда очень хорошо, но такого, как в этот раз, еще не было. — Она плакала, уткнувшись мужу в плечо.
— Я знаю, — прошептал он в ответ.
То, что произошло между ними сегодня, было для него таким же потрясением, как и для нее. Никогда еще не любил он ее так, как в эту минуту. Успокаивающе поглаживая, Вариан прижал Ниссу к себе.
Еще несколько минут они молча лежали у огня, а затем Нисса мягко сказала:
— Я думаю, милый, нам лучше одеться. Вдруг кто-нибудь захочет войти и обнаружит, что дверь закрыта? Бьюсь об заклад, что в апартаментах твоего деда никогда не творилось ничего подобного.
— Наверное, нет! — хмыкнул Вариан. — Мы наденем только то, что необходимо, чтобы добраться до нашей комнаты, любовь моя.
— О-о? — Она подняла к нему омытое слезами лицо. Ее глаза походили на два синих колокольчика, наполненных росой.
— Я еще не закончил свои дела с вами, миледи, — улыбнулся Вариан. — Да и потом, чем еще мы можем заняться, если король уехал, королева под замком, а у всех остальных поджилки трясутся от страха? Я считаю, нам очень повезло, дорогая. У нас есть уютная спальня, есть наша любовь. Мне кажется, нам следует поскорее уединиться и приятно провести время. Я, безусловно, предпочитаю любовные забавы с тобой глупым разговорам с недоумевающими придворными.
— К тому же мало кто захочет сейчас с нами водиться, — добавила Нисса. — На нас клеймо Говардов. Так что боюсь, мой дорогой супруг и господин, нам не остается ничего другого, как снова запереться.
Протянув руку, Нисса ухватила сорочку и, натянув ее через голову, улыбнулась мужу:
— Вы идете, милорд?
Глава 16
Те из членов Тайного совета, кто симпатизировал Говардам, пришли к королеве и помогли ей составить письмо королю, содержащее просьбу о милосердии и прощении. Кэтрин не отличалась умом, но уже и она наконец поняла, что единственная ее надежда — любовь к ней Генриха Тюдора. Если Кэт сможет убедить мужа простить ее, то он заставит архиепископа прекратить копаться в ее жизни. Дядя осторожно объяснил королеве, насколько опасно ее положение, и этим заставил ее взять себя в руки. Кэт поняла, что, если будет продолжать вести себя по-прежнему, то не сможет уберечь ни себя, ни свою семью. Дерехэм ревновал к Калпеперу. Она отвергла Дерехэма. Королева чувствовала, что Дерехэм знает о ее отношениях с Томом. Необходимо вытащить Дерехэма и Калпепера из Тауэра, прежде чем их подвергнут пытке и они сознаются.
«Я, смиренная и недостойная раба Вашего Величества, самая подлая тварь в мире, покорнейше припадаю к Вашим стопам и признаюсь в своих грехах и ошибках. И зная о Вашей бесконечной милости ко всем недостойным и падшим, на коленях молю не обделить ею и меня, хоть и понимаю, что не заслуживаю чести именоваться не только женой Вашей, но и слугою. Не могу выразить словами свою скорбь и раскаяние, надеясь только, что в бесконечной доброте Вашей и щедрости Вы примете во внимание мою молодость, неопытность, слабость, а также полное признание своей вины и искреннее раскаяние. Всецело отдаюсь на милость Вашего Величества.
Я виновата, во-первых, в том, что, будучи совсем юной, прислушалась к льстивым уговорам Мэнокса и позволяла ему трогать разные части моего тела. Также Фрэнсис Дерехэм уговорами и лестью заставил меня уступить его низменным желаниям и добился вначале того, что ложился в мою постель одетым, в камзоле и штанах, а потом он ложился со мной нагим и делал со мной то, что мужчина делает со своей женой, много раз и в разное время.
И продолжалось это около трех месяцев или немного дольше, и закончилось больше чем за год до того, как Его Величество женился на леди Анне Клевской. Смиренно умоляю Вас принять во внимание хитроумные и искусные речи и настойчивые ухаживания молодых людей, а также неопытность, доверчивость и неосведомленность молодой девушки. Ослепленная благосклонностью Вашего Величества и снедаемая жаждой славы, я не осмелилась признаться в своих грехах Вашему Величеству.
В то время я еще не понимала, какое страшное преступление совершаю, скрывая от Вас свое прошлое, однако я твердо намеревалась до конца жизни быть честной и преданной рабой Вашего Величества. Затем, видя безграничную доброту ко мне Вашего Величества, я начала сожалеть о содеянном и раскаиваться в своих проступках. Ныне же я вручаю свою жизнь и смерть в руки Вашего Величества и уповаю лишь на то, что Вы будете судить о моих прегрешениях, опираясь не на писаные законы, а лишь на бесконечную доброту, великодушие, милосердие и сострадание Вашего Величества, ибо мне известно, что я заслуживаю самой жестокой кары›.
Когда король прочитал эту униженную мольбу, впервые за много дней он испытал некоторое облегчение. Его бедную маленькую Кэтрин совратили коварные, распутные негодяи. Конечно, брак все равно придется признать недействительным, но по крайней мере ему не придется казнить Кэтрин, как он казнил ее кузину. Король улыбнулся. Кэт даже может остаться его любовницей. Ему так хорошо с ней в постели.
Доложили о приходе архиепископа.
— Ну что. Том? — нетерпеливо спросил его король.
— Уже нет сомнений, ваше величество, что имела место более ранняя помолвка, — ответил архиепископ. — Боюсь, что ваш союз должен быть аннулирован.
Король показал Кранмеру письмо Кэтрин.
— Она во всем призналась. Мне стало легче, хотя я и очень огорчен тем, что должен расстаться с ней. Она подходила мне больше всех моих жен, фактически она была самой лучшей. Однако, разумеется, я не могу оставаться женатым на бесчестной женщине.
— Возможно, что это еще не все, — промолвил архиепископ.
— Нет, Том, это все, — устало возразил король. — Я удовлетворен результатами. Я любил мою Кэтрин, мою розу, как никакую другую женщину, но теперь эта любовь уходит в прошлое. Пусть будет так.
После этого, вернувшись в Хэмптон-Корт, король разделил трапезу с двадцатью шестью самыми красивыми женщинами двора. Неожиданно повеселев, он, совсем как в старые времена, флиртовал одновременно со всеми. С женой он не стал встречаться.
Двумя днями позже король выехал из Хэмптон-Корта как будто бы на охоту, но на самом деле поскакал в Лондон, где почти на сутки заперся в Уайтхолле со своим Советом. Томас Кранмер убеждал Совет разрешить ему продолжить расследование, поскольку был уверен, что ему просто не хватило времени, чтобы доказать супружескую неверность королевы. Мысль о том, что Кэтрин Говард могла наградить Англию незаконнорожденным принцем, приводила его в исступление. Архиепископу удалось добиться своего, поскольку противники Говардов в Тайном совете составляли большинство. Они считали, что если королева виновна, то должна понести наказание. Король, не желавший дальнейших осложнений, возражал, но в конце концов сдался и уступил требованиям Совета.