— Ложь! — прохрипел он. — Грязная ложь! Не верю! Я велю бросить эту собаку Ласкеллса в Тауэр!
Ринувшись к двери, Генрих распахнул ее и заревел:
— Немедленно пошлите за архиепископом! Побелевший от ужаса паж бросился выполнять приказание. Придворные удивленно переглядывались, но молчали. Король вернулся в кабинет, с такой силой захлопнув за собой дверь, что она едва не сорвалась с петель. Тщетно пытаясь успокоиться, он осушил еще один кубок. Ни разу в жизни он не был так разъярен. Даже с Екатериной Арагонской не испытывал он такого гнева. Любая попытка бросить тень на его обожаемую юную королеву — это оскорбление. Этот Ласкеллс поплатится за свою наглость. Он еще пожалеет, что родился на свет. Королевский кулак вновь с силой обрушился на стол.
Томас Кранмер не сомневался, что его скоро вызовут. В сопровождении пажа он быстро шагал по коридорам Хэмптон-Корта. Посланный за ним мальчик все еще не мог прийти в себя, и архиепископ успокоил его несколькими ласковыми словами. Услыхав, что архиепископ вошел, король круто повернулся ему навстречу. Его лицо выражало исступленную ярость.
— Это, — заорал король, швыряя письмо в архиепископа, — это грязная ложь! Как вы осмелились пересказывать мне глупые сплетни? Я приказываю немедленно арестовать этого Ласкеллса и его сестру. Подвергать сомнению чистоту королевы — преступление, Кранмер. Государственная измена!
— Может быть, здесь и нет преступления, ваше величество, — спокойно сказал архиепископ. — Ласкеллс — протестантский фанатик, это верно, но его сестра, госпожа Холл, питает к королеве самые добрые чувства. Она помогала воспитывать ее величество. Ее брат требовал, чтобы она выхлопотала место в свите королевы, но она отказывалась, поскольку ей не давало покоя прошлое королевы. Госпожа Холл — порядочная, скромная женщина, милорд. Она рассказала брату о неблагоразумных поступках королевы только для того, чтобы он оставил ее в покое. Она не хотела, чтобы королева думала, будто на нее оказывают давление, принуждая ее брать старых знакомых к себе на службу. К сожалению, не все были столь деликатны. По крайней мере четверо из тех, кто сейчас состоит в услужении королевы, жили с ней в Ламбете. Это уже вызывает интерес, не так ли?
— Этот парень, Дерехэм, он появился у нас в Понтефракте, когда мы были там в августе, — буркнул король. — Кэтрин сделала его своим секретарем. Она сказала, что за него просила старая герцогиня. Я разрешил ей поступить с ним по ее усмотрению, хоть он мне и не понравился.
— Вот как? — сдержанно пробормотал архиепископ.
— Если это происходило до нашей встречи, то здесь нет ни государственной, ни супружеской измены, — медленно произнес Генрих Тюдор, — но я поручаю вам, Томас, разобраться в этом деле до конца. Я не хочу впоследствии никаких скандалов. Если королева родит нам принца Йоркского, отцовство мальчика не должно вызывать никаких сомнений. Выясните правду, а потом мы решим, что делать.
— Я буду очень осторожен, ваше величество, — пообещал архиепископ.
— Томас, — проникновенно спросил король, — за что Господь так испытывает меня? Столько лет я дожидался сына, и, по правде сказать, малыш не очень-то крепок. Вернувшись, я узнал, что он болел. Доктора говорят, что над ним слишком трясутся и перекармливают. Я установил для него строгий режим: физические упражнения, закаливание, простая пища. Никаких сладостей. Дело сразу пошло на лад. О Господи, Томас! В его комнатах даже не открывали окна, ребенок не мог глотнуть свежего воздуха. Они обращались с ним, как с маленьким божком. Разве я много прошу, Томас? Я хочу сыновей. Я хочу хорошую, добрую жену. Я был так счастлив со своей Кэтрин! Неужели мне придется с ней расстаться?
Архиепископ понял, что король уже всецело преисполнился жалости к самому себе, но, с другой стороны, учитывая обстоятельства, это простительно. Во-первых, по возвращении король узнал, что наследник болен, во-вторых, сразу же вслед за этим король получил известие о смерти своей сестры Маргарет, вдовствующей королевы Шотландской. Не то чтобы он был с ней очень близок — нет, король гораздо сильнее любил самую младшую сестру, Марию, но просто обрывалась еще одна нить, связывающая его с прошлым. Кроме того, это лишний раз напоминало о его собственном возрасте.
— Может, вся эта история не стоит и ломаного гроша, — успокаивал архиепископ своего повелителя. — Когда девушки выходят замуж, очень часто оказывается, что они не совсем такие, какими казались до свадьбы. Конечно, это вовсе не означает, что я это одобряю, но что поделаешь, такое случается. Если леди Агнесс действительно небрежно относилась к своим обязанностям, а такое вполне возможно, то, полагаю, основная часть вины ложится на нее, а не на бедную королеву Кэтрин, которая в то время была еще совершенно юной и неопытной девочкой. Я очень осторожно расследую это дело, узнаю всю правду и тотчас же сообщу результаты вашему величеству.
Король кивнул:
— Делайте все, что считаете нужным, Томас.
— Ваше величество, позволено ли мне будет кое-кого допросить?
— Да. Действуйте по своему усмотрению. Ах, Господи, как же мне не хватает Кромвеля!
— Упокой Господи его душу, — с искренней печалью пробормотал архиепископ.
— Томас!..
— Да, ваше величество?
— Проследите, чтобы королева не покидала своих покоев, пока не будет снята тень с ее доброго имени. Пусть с ней останется только леди Рочфорд. Я не стану с ней видеться, покуда дело не решится в ее пользу.
— Я отдам соответствующие распоряжения, ваше величество, — сочувственно произнес Томас Кранмер и успокаивающе дотронулся до плеча короля. — Мужайтесь, Генрих. Да будет на все воля Божья.
— Аминь, — отозвался король, пряча лицо, чтобы скрыть от своего собеседника выражение невыносимой душевной муки.
Он опасался, что вид его страданий помешает архиепископу непредвзято выполнить свой долг. Да, Томасу Кранмеру можно доверять, да еще нескольким другим. Остальные думают только о себе.
Архиепископ вышел из кабинета. Слонявшиеся по приемной придворные при виде его замерли и выжидательно воззрились на Кранмера, ожидая объяснений, однако он не произнес ни слова и только молча поднял руку в благословляющем жесте, торопливо проходя мимо них.
Нисса находилась в покоях королевы. Вместе с Кэтрин и придворными дамами они разучивали новый модный танец, только что завезенный из Франции. При виде вооруженных стражников женщины замерли в испуге.
Шагнув вперед, капитан гвардии вежливо поклонился королеве:
— Мадам, по приказу короля вам запрещено покидать ваши апартаменты. Все дамы, за исключением леди Рочфорд, должны покинуть помещение.
— Капитан, — властно заговорила королева, — что означают ваше появление и ваш тон? Вы что, не видите, мы разучиваем к Рождеству новый танец!
— Мадам, — ответил капитан, — сейчас не время для танцев. Затем, не тратя лишних слов, он начал выпроваживать из помещения слуг. Придворные дамы не нуждались в дальнейших намеках. Подхватив юбки, они ринулись прочь, торопясь как можно скорее распространить по дворцу новость о том, что происходит нечто ужасное.
— Нисса! — дрожащим голосом позвала королева. — Не покидай меня! Я боюсь!
— Я опасаюсь за всех нас, Кэт, — ответила Нисса и, понизив голос, посоветовала:
— Не говори ничего, Кэт, пока не узнаешь, что им известно и вообще с чем все это связано. — Сделав реверанс, Нисса вышла вслед за остальными женщинами.
— Капитан, — обратилась к начальнику стражи королева, — объясните, почему я подвергнута домашнему аресту? Могу ли я видеть короля?
— Прошу прощения, мадам, но я не знаю, — честно признался капитан.
— Я немедленно пойду к королю, — сказала леди Рочфорд, — и спрошу его, за что вы подвергнуты такому обращению. — Она решительно направилась к дверям, но капитан преградил ей дорогу.
— Сожалею, леди Рочфорд, но вы не имеете права отсюда выходить. Еду вам будут приносить, вы ни в чем не будете нуждаться.
— Пришлите ко мне моего духовника! — потребовала королева. — Если уж я лишена свободы и даже не могу повидаться со своим супругом, пусть хотя бы сюда допустят священника. Уж в этом король не может мне отказать!